СССР-2061 [Антология] - Виктор Гвор

пяти с военной выправкой, явился утром, когда дома был один Максим. Посмотрел на его физиономию, цветом сильно смахивающую на баклажан, оценил сбитые костяшки пальцев и налитые кровью глаза. Покачал головой:

— Круто тебя месили. Сколько их было?

— Пятеро, — не без гордости буркнул Максим.

— Лавочники…, -констатировал, как очевидный факт. — Ну а ты чего же сплоховал?

— В смысле «сплоховал»? — не понял Максим. — Их же пятеро было! На меня одного!

— Вот именно. Пятеро мелких хулиганов из спальных районов. Ни техники боя, ни слаженности в действиях. Банальная тактика: навалиться кучей и тупо давить числом. Такие в драке только мешают друг другу. Мягкая мишень, как говорят в армии. А ты обученный, тренированный боец, ты должен был их повтыкать мордой в глину и не вспотеть.

— Меня такому не учили, — признался Максим.

— А какому тебя учили? Честному поединку один на один? Эх, спортсмены-романтики… Это же рукопашный бой, парень. Серьёзная практическая школа, максимально эффективная в условиях реальности. В жизни, парень, нужно не демонстрировать киношные позы и красивые удары. В жизни приходится быстро и надолго выводить противника из строя, а зачастую и калечить. Но это уже боевая техника, этому я тебя учить пока не буду. А вот как отбиться одному от толпы — этому научу. Сотрясения у тебя нет? Вот и отлично, вечером жду тебя на тренировке.

Когда через месяц он снова заступился за «узбека», которого били четверо, ему удалось не только продержаться на ногах до появления орды, но и положить двоих. Его начали ловить после школы и бить уже совершенно целенаправленно, а он и не прятался. С упорством бульдозера Максим лез в драку, с каждым разом получая всё меньше синяков и навешивая всё больше. К середине зимы от него отстали: себе дороже связываться с этим глючным боевым роботом. Но сам он не угомонился. Любой, кто в окрестностях школы затевал неравную драку, рисковал нарваться на кулаки этого неукротимого борца за справедливость. Численность и возраст противников его абсолютно не интересовали. Малышню Максим просто разгонял подзатыльниками, старших бил особенно жестоко: по болевым точкам, отбивал гениталии и вывихивал суставы.

Его начали регулярно таскать в милицию, но каждый раз отпускали. Зачинщикам оказывались другие, да и глупо было бы наказывать подростка, заступившегося за кого-то другого. Но одноклассники его сторонились, учителя смотрели косо, а на собраниях пионерской дружины девочки-активистки постоянно выбирали его объектом для проработки. Максим начал огрызаться, советуя побольше обращать внимания на вражду между группировкам, да вообще на сам факт их существования, а его оставить в покое. Эти его выпады были очень болезненным, потому что били точно в цель.

После очередной драки классная руководительница, пожилая сухопарая дама, вызвала в школу родителей. Пришёл отец. Внимательно выслушав учительницу, спокойно сказал:

— Знаете, Елена Сергеевна, мне странно слышать ваши обвинения в адрес Максима. В школе фактически существует раскол сред учеников по имущественному и национально-религиозному принципу, процветает детское насилие, а вы, вместо того, чтобы с этим бороться, нападаете на моего сына! Парень просто не может пройти мимо, когда видит даже не драку, а банальное избиение. Ему не всё равно. Таким я его воспитал, и теперь горжусь, что у меня что-то получилось. Максим борется с несправедливостью теми способами, которые ему доступны. Вам, насколько мне известно, доступны другие методы, и гораздо более эффективные, чем у двенадцатилетнего мальчишки, но вы их почему-то не используете. Стыдно!

Тогда учительница не нашла, что ответить. Максим, вдохновлённый отцовской поддержкой, продолжал геройствовать в одиночку. К концу учебного года его боялась вся школа, а прозвище Безумный Макс приклеилось к нему намертво.

…С высоты в тридцать километров громада Крыма по правому борту виднелась словно в прозрачной дымке. Максим сидел возле иллюминатора, наслаждаясь видом. Сегодня им овладела ностальгия, в голову настойчиво лезли воспоминания из детства и юности. Может потому, что эта командировка была у него двадцатой по счёту? Какой-никакой, а юбилей. Повод подвести какие-то итоги, припасть, так сказать, к истокам… А может, такое настроение на него нахлынуло после очередного разрыва с очередной женщиной?..

Расстались они спокойно и безболезненно, как и положено взрослым современным людям. С самого начала их отношений Максим не давал никаких обещаний, и Яна тоже не строила на него далеко идущих планов. По крайней мере, на словах. Им было просто хорошо вдвоём. Лёгкий флирт, романтика совместных прогулок и коротких путешествий в выходные, бурные ночи в постели, когда ещё всё кажется новым и пряным, и два человека жадно исследуют друг друга. Потом, через четыре месяца, новизна отношений постепенно исчезла, а чего-то другого на её месте не появилось. Бывает. Они не стали затягивать ситуацию до периода взаимных обид и разочарования, поговорили и разошлись, унося в душе тёплые воспоминания и лёгкую горечь от несбывшихся возможностей. Максим всегда так уходил. Можно сказать, он стал мастером безболезненных расставаний с женщинами. Мама всё ещё пыталась воздействовать на него, всё ещё мечтала погулять на свадьбе сына и понянчить внуков. Отец был свободен от этих иллюзий. В отличии от матери он знал, чем занимается его сын. И понимал, что с такой работой заводить семью было бы безответственно.

Рассеянно глядя в иллюминатор, Максим вспоминал, сколько раз он пересекал Крым с востока на запад и с севера на юг. Насчитал восемь таких пеших походов, не считая марш-бросков на несколько десятков километров. В первый раз это было, когда ему исполнилось пятнадцать. Именно тогда в Союзе началась масштабнейшая педагогическая реформа, которая привела к тому, что потом называли «революцией в образовании».

* * *

К пятнадцати годам Максим вошёл во вкус и сознательно искал поводы для драки. Его знали во всём микрорайоне, знали и боялись. Ему было совершенно наплевать, сколько человек выходит против него, какого они возраста и что у них в руках. Чем сложнее стояла задача, тем большее удовольствие он получал от победы. Теперь он бился не ради справедливости, а чтобы в очередной раз проверить себя на крепость. Угрюмый жилистый парень превратился в настоящего адреналинового наркомана. Ему постоянно нужны были острые ощущения, испытания с риском для здоровья и даже жизни. «Лавочники» его люто ненавидели, особенно кавказские кланы, и не упускали ни малейшей возможности в очередной раз попробовать на прочность его шкуру. Два раза ему в спину стреляли из кустарного самопала, но постыдно промазали. Один раз влепили из-за кустов в парке из охотничьего ружья, несколько крупных дробин хирург вытащил из его плеча и лопатки. Но хуже всего Максиму пришлось, когда его поймали